Общество,
26.10.2016 10:22
Юрий Скворцов: Когда чекист начинает стрелять, это значит, что он не доработал головой
«Не за красных я и не за белых, я Россию матушку люблю,
Мне она, как женщина родная, снится часто, часто по утру».
Его служба в органах безопасности началась в советскую эпоху, продолжилась во времена распада СССР, получила новое направление в современной России. Страна менялась, а Родина и чувства к ней – нет.
Юрий Скворцов и сегодня служит Отечеству, курируя вопросы безопасности в правительстве Ставропольского края. И в своей гражданской лирике он по-прежнему поднимает темы долга, чести, мужества и патриотизма.
Это не просто слова из стихов и песен. Это мировоззренческий фундамент, на котором стоит целая жизнь.
Идеология безопасности
– Юрий Алексеевич, пытался найти вашу биографию в Интернете. Сведения, скажем так, скудные. Скажите честно, та информация, которая о вас есть в открытом доступе, она соответствует действительности? Или достоверной биографии Юрия Алексеевича Скворцова в глобальной сети просто не существует?
– Почему же, она существует. Например, в 2006 году я давал интервью журналу «Мужской характер». Оно было опубликовано под заголовком «Без праздников и выходных в ответе за страну». Скажем так, 90 процентов из напечатанного, действительно, правда.
– Вы с детства решили, что будете служить в органах безопасности? Или это решение было принято гораздо позднее? Что повлияло: семья, чей-то пример, юношеский романтизм?
– В детстве я мечтал быть военным лётчиком. Я родился и вырос в военном городке. Отец – Алексей Фёдорович – был авиационным механиком, обслуживал самолёты, ещё маленькому надевал мне шлемофон и мечтал, что я буду летать. Мама – Мария Андреевна – трудилась на военном производстве. Вот такая обстановка меня окружала.
Когда Юрий Гагарин в 1961 году совершил легендарный полёт, я на своё пятилетие заявил: мне не надо подарков, только поменяйте фамилию со Скворцов на Гагарин. Но мне объяснили: свою фамилию ты должен славить сам, и вырасти таким человеком, чтобы твою фамилию тоже хотели носить. Это я запомнил.
Таким образом, я готовился поступать в Балашовское высшее военное авиационное училище лётчиков имени маршала Новикова. Для этого с седьмого класса стал ходить в Школу космонавтов, где из 15 мальчишек нашего класса учились, минимум, 10 человек. Практически все выпускники Школы космонавтов потом поступили в лётное училище, но я не прошёл по здоровью, зрение немного подвело.
Так я не стал лётчиком.
– Как же дорога жизни в итоге привела вас в КГБ?
– Я поступил в Горьковское высшее военное училище тыла, окончил его с красным дипломом, без единой «четвёрки», после чего был направлен в Белоруссию. Там в 1984 году я был отобран для службы в КГБ. Отучился год в Новосибирске, поступил в Высшую школу КГБ, которую окончил уже как Академию Министерства безопасности РФ (тогда каждый год менялись названия), и с тех пор шёл по этой линии. Перешёл в Закавказский военный округ, где служил в военной контрразведке. В 2002 году был направлен в Чечню, в Ханкалу, воевал почти три года. А 2004-м прибыл на Ставрополье, где был назначен заместителем начальника Управления ФСБ по Ставропольскому краю.
– Вы помните, с чего началась служба в контрразведке?
– Я служил в особом отделе. Основное острие нашей работы было направлено против шпионажа в войсках. Все дела – совершенно секретные, и о них говорить и рассказывать мне нельзя до самой смерти.
– Военный шпионаж – это реальная угроза?
– Конечно, это реальная угроза. Смотрите сами, в Крыму была создана целая агентурная сеть против наших войск. И такие попытки предпринимаются постоянно.
Кроме того, мы искали шпионов не только в самих войсках, но и в окружении военнослужащих. Это их семьи, их дети, и тому подобное. Просто так проникнуть в войска, на военный объект, очень сложно, поэтому проще жить в окружении и общаться, например, с лётчиками, получая от них всю нужную информацию.
Также приходилось бороться в войсках и с экономическими преступлениями. К сожалению, случаи воровства есть везде, и их надо пресекать и предупреждать.
– Каким вы застали Закавказье?
– В самой горячей поре. Когда были нападения на часовых, захватывались целые части, отбиралось оружие, шли бои. Доходило до того, что однажды ночью я возвращался домой из командировки, и приходилось перебегать от подъезда к подъезду буквально под огнём. Ничего не видно, отовсюду идёт стрельба. Наконец, добрался до своих, света в доме нет, на ощупь поднялся на седьмой этаж, стучу. Жена спрашивает тихо: «Кто это?!». «Это я, – говорю, – из командировки приехал». Захожу, а дети дома на полу лежат, от пуль прячутся. Вот так мы жили тогда.
– Сегодня есть разные исторические версии по поводу возникновения тех конфликтов. А вы как считаете, что спровоцировало эти процессы? Внутренние причины или всё-таки толчок извне?
– Прежде у нас была идеология. Это совокупность политических, экономических, социальных, духовных, правовых, культурных, религиозных и иных взглядов на жизнь. Они были устоявшимися, строились на основе учения марксизма-ленинизма и общероссийских традиций.
Начиная с 1983 года, когда к власти пришёл Андропов, появилось чёткое понимание, что дальше без экономических преобразований жить нельзя. Возникло намерение сделать из плановой экономики – регулируемую, с элементами рыночной. Это то, к чему с 1979 года шли товарищи китайцы.
Однако с приходом Горбачёва идеологические тренды изменились. Появился плюрализм мнений и многое другое. Это сейчас мы знаем, кто такой был Горбачёв, где они с женой были, скажем так, завербованы, какие задачи выполняли. Но в то время он успешно перевёл тезис о необходимости экономических преобразований в более широкое русло, и мы сменили вектор развития.
Сегодня в 13-й статье Конституции записано, что у нас идеологическое многообразие, и ни одна из идеологий не может быть принята в качестве государственной или обязательной. Я общался по этому поводу с учёными, говорил им: товарищи, эта статья лежит грузом на всех нас. Что значит, разная идеология? Как воспитывать человека в таких условиях? Ведь множественность идеологий в голове – это шизофрения.
В итоге, мы имеем то, что мы имеем. Молодое поколение десятилетиями росло без идеологических принципов. Мы только сейчас начинаем вспоминать, что такое ГТО, что такое патриотизм, что такое Родина, как нам возрождать ценностные ориентиры, символы и новые мировоззренческие функции, такие как любовь к Родине. Долгое время всего этого не было.
Теперь по поводу вопроса: что произошло. Несомненно, это влияние внешних факторов. Мне запомнилась одна передача Эльдара Рязанова, в которой фигурировал высокий чин разведки Франции, из бывших наших царских офицеров. Передача шла четыре часа, была показана только один раз, после чего её сняли с эфира. Герой программы во всеуслышание заявил: «Я был безмерно счастлив, что стоял у истоков распада Советского Союза».
В своё время, в конце 60-х годов, он написал диссертацию, главной темой которой было разложение социалистического строя. При этом диссертацию долго не получалось «протолкнуть» у себя на родине, довести нужные идеи до высшего руководства Франции, Англии и Германии, чтобы вместе с представителями Советского Союза сесть за стол переговоров и подписать договор. Но, в конце концов, этот договор был подписан в 1979 году. О чём? Это Хельсинские соглашения по поводу создания групп инакомыслия в нашей стране. Вот тогда и были посеяны первые семена будущего разложения. Потом, с приходом Горбачёва, скорость развития этого процесса приобрела геометрическую прогрессию, и дальше всё шло, как шло.
А сейчас мы уже чётко осознаём, что нами управляли агенты влияния. И всё можно было сделать по китайскому сценарию, без смены государственного строя, без войн, без крови, не резать по живому. Словом, всё можно было сделать красиво.
– Наш разговор происходит в августе, когда в прессе часто вспоминают путч 1991 года. Вы помните те дни?
– Знаете, я эти процессы встретил за границей, где отсутствовали электричество, вода, коммуникации. Конечно, я чувствовал, что в стране происходят глобальные перемены. Нас перевели в состояние боеготовности, надели каски, раздали бронежилеты. С 18 по 21 августа я сидел в рабочем кабинете и ждал, какие задачи мне придётся выполнять. Потом сказали: всё, путча больше нет. Каску сняли, бронежилет забрали, автомат потребовали сдать и… попросили расходиться по домам. Но, конечно, я, как военный человек, никуда не пошёл.
Словом, информации о реальных событиях было крайне мало, она вся шла в шифровках, которые потом было приказано сжечь. Не было у нас ни телевидения, ни радио.
– Как вы думаете, почему Кавказ тогда был выбран в качестве общественного детонатора?
– Всё надо рассматривать в исторической связи. За эти нефтеносные, стоящие на транспортных путях регионы всю жизнь была борьба. Англия, Германия, Франция – все хотели обладать этими ресурсами. Поэтому здесь всегда была особая геополитика: и в 19-м веке, и в 20-м, и в 21-м.
Несомненно, что полиэтнические образования (каковым остаётся Кавказ) являются миной замедленного действия, где детонатором могут стать любые конфликты – экономические, социальные, бытовые. Это видно на примере восточных территорий Ставропольского края, где ситуация порой меняется мгновенно.
И это прекрасно понимают наши недруги. Они знают: для того, чтобы взорвать Россию, нужно взорвать Кавказ. И события в Чечне, Дагестане, Ингушетии, Южной Осетии, Абхазии, Аджарии, Нагорном Карабахе наглядно показывают, как можно быстро, за два-три дня, дестабилизировать ситуацию.
Сегодня в геополитике ничего не меняется. Почему арабы-терорристы в своё время так быстро заполонили Чечню? Где они были до этого? Спустились на парашютах? Нет, они прибыли заблаговременно, подготовили почву, идеологическую в том числе. Хорошо, что нашлись умные трезвомыслящие люди, политики, которые эти процессы остановили. А то вот, пожалуйста, – Ирак, Сирия, теперь и Турция. Там происходит то же самое, что могло бы случиться у нас.
И противостоять любой идеологии можно только с помощью другой идеологии. Чтобы садиться за стол переговоров с любым врагом, надо иметь сильную идеологию за плечами. Просто сказать, что это плохо, будет недостаточно. Надо сказать, что мы имеем взамен. Потому что те же экстремисты борются с чем? С коррупцией, с олигархами, отстаивают принципы справедливости. Их лозунги окрашены религиозной догматикой, но, по сути, верны. Практически такие же, как у большевиков. Им обязательно должны быть противопоставлены другие идеи.
– В чём специфика нынешних угроз, с которыми сталкивается Ставрополье?
– Они всё те же, что и двадцать, и тридцать лет назад, и это опять-таки внешние факторы. То есть, процессы в Ставропольском крае катализируются извне. При этом Ставрополье нельзя рассматривать, как часть паззла, который вычленен из общей картины. Мы неразрывно связаны со всем Югом России, с тринадцатью субъектами Федерации, плюс Крым.
На ситуацию в крае влияют самые разные обстоятельства. Например, после известных событий на юго-западе Украины наш регион получил 40 тысяч беженцев. Причём, не все они сюда приезжали, чтобы найти спасение и получить помощь. Были и те, кто прибыл совсем для других целей, – поджигать наш край, и мы их выявляли.
Скажу так, процесс возникновения угроз будет бесконечным. Нам надо продолжать бороться за это геополитическое пространство, так как создание управляемого хаоса внутри России и вокруг её границ остаётся целью западных идеологов.
В сороковые годы взяли они нас? Нет! С нами языком силы разговаривать бессмысленно. С нами проще бороться теми методами, что сработали в 1991 году. Когда нам подменили ценности, подменили идеологию и очернили прошлое. Конечно, хорошо, что мы одумались и поняли, что без ценностных ориентиров будущего нет.
Безусловно, одна из базовых ценностей – это семья. Но ведь и семья семье рознь. В семье тоже есть своя идеология. И если она строится на ценности рубля или доллара, то такая семья нестабильна. Любовь к Отечеству, любовь к родному краю – вот, что должно воспитываться в семьях.
– Что делается в крае, чтобы противостоять этим угрозам?
– Самое главное, что делают и губернатор, и правительство региона, это формирование нового человека. Не просто наделённого потребительскими функциями, а способного созидать. Ведь человек рождён, чтобы творить. И будущее России зависит от сегодняшней молодёжи, от её настроений и устремлений. Надо формировать базу в этой среде, отказаться от бесконечного штампования юристов и экономистов, учить инженеров, которые могут создавать новые производства, строить заводы и фабрики. У нас же нет инженерного корпуса, он практически уничтожен в стране. Нужно срочно создавать дополнительные места в вузах, привлекать людей.
– Вам постоянно приходит разного рода информация о происшествиях. Вы человек ко многому привычный. Эмоционально закалены. Но бывают ли сводки, от которых всё же ёкает сердце?
– Из последних событий – ДТП на дороге Кочубеевское – Черкесск, когда в лобовом столкновении одновременно погибли девять человек. Конечно, это происшествие меня всколыхнуло. Причём, информация такого рода ко мне приходит круглосуточно. Двадцать четыре часа – я на связи.
Искусство быть собой
– Юрий Алексеевич, что ближе к реальной деятельности контрразведчика – советские фильмы, в которых затрагивается эта тема, или западное кино?
– Любые фильмы о разведке несут информацию и могут иметь для профессионала обучающий характер. Дело в том, что формы, методы и принципы работы разведки везде одинаковы. Разница в том, под каким флагом человек трудится. И профессионал в любой книге или фильме на эту тему увидит полезные для себя моменты.
Конечно, с особой теплотой вспоминаются старые книги о военной разведке: «В годы большой войны» Юрия Королькова, «Щит и меч» Вадима Кожевникова, «Красная капелла» Пещерского, «В августе 44-го» Богомолова. Отдельного упоминания заслуживают «Семнадцать мгновений весны». Там показана деятельность и нашего шестого управления, и четвёртого управления РСХА, это очень поучительно. Помните, как Мюллер говорил: верить никому нельзя, а мне можно, и смеялся? Это принцип, если хотите. Потому что, каков первый принцип разведки? Получи информацию. А второй – мгновенно её перепроверь. Причём, из трёх-четырёх независимых источников.
– Вы сейчас назвали столько авторов, что можно догадаться: и фильмы, и книги о разведчиках вы любите.
– Бесспорно! Если бы я это не любил, я бы не пошёл туда, куда мне предложили.
– Между тем, есть такое обывательское мнение о человеке, который служит в органах, дескать, это «человек в футляре», бездушная машина для выполнения приказов. Но вы опровергаете этот штамп собственным примером: тягой к искусству, ораторским мастерством. Как уживаются в вас две этих ипостаси?
– При чём тут футляр? И до большевиков, и после в органы безопасности подбирались далеко не последние люди. То, что были изъяны в 30-е годы, ну, это политика государства была такова. Нельзя обвинять в этом сотрудников. Они сами больше всего пострадали от репрессий, 90 процентов кадрового состава выбили в тот период.
В 90-е годы тоже некачественный подбор был, но эти люди уже ушли. Их быстро приняли на службу, и также быстро они её оставили.
Сегодня такой подбор осуществляется от одного до пяти лет. Такой период нужен, чтобы разобраться в человеке, испытать его, оценить исполнение конкретных поручений. И на работу берутся только высокообразованные специалисты. Например, я никогда не брал троечников. Для меня главным критерием оценки диплома или школьного аттестата было отсутствие в нём «четвёрок».
Вот квадратный корень из двух, чему равен?
– Ну… трудно вычислить без калькулятора, это же число с бесконечным рядом после запятой…
– Да причём тут калькулятор – 1,41 и т.д. Есть числа рациональные, есть иррациональные. Корень квадратный из двух – это иррациональное число, которое больше 1,4 и меньше 1,5. Проверяем, 15 в квадрате – 225, то есть больше «двойки», а 14 в квадрате – 186, то есть, меньше. Тут важна логика ответа, а не его точность до десятой цифры после запятой.
Поэтому я, когда беру людей на службу, то, прежде всего, задаю им порядка пятидесяти вопросов по различным темам. Начиная от значимых исторических дат, и заканчивая математикой и знанием законов философии. Проверяю и память, и реакцию на вопросы. И если человек не знает азы, разговаривать с ним просто не о чем.
Так что, для работы в органах нужно соответствовать высоким требованиям. Обладать навыками дедукции, индукции, владеть синтезом, анализом, так как задачки нам приходится решать очень сложные. И особое искусство состоит в том, чтобы выявить и разоблачить врага без единого выстрела. Когда чекист начинает стрелять, значит, он не доработал головой.
– Я знаю, что вы увлекаетесь не только литературой, но и музыкой. Давно музицируете?
– С детства. Ещё в школе я был руководителем оркестра, хотя не знал ни одной ноты. При этом в оркестре были ребята, которые посещали музыкальную школу, но почему-то творчеству их обучал я.
Позднее я собрал группу. Мы сами писали стихи, сами писали музыку. Из четырёх человек, что составляли нашу группу, один погиб в Африке (подполковник Игорь Иващенко, лётчик), в Санкт Петербурге сейчас живёт Женя Кабалин, капитан, служил шифровальщиком на подводном флоте, в Липецке – Миша Богданов, тоже был лётчиком, затем служил в органах, сейчас уволился на пенсию. Мы поддерживаем связи друг с другом.
– О чём ваши песни?
– В детстве, в юности пел о любви. По мере моего взросления, когда мировоззрение менялось, менялось и творчество. Всё зависит от того, на каком этапе жизни я находился. Например, в Чечне было написано много песен о войне. Всего у меня более ста песен, и если оценивать их содержание в процентном отношении, то две трети посвящено военной тематике, патриотизму, мужеству, долгу и чести.
– На каком музыкальном инструменте играете?
– На гитаре, на всех видах – соло, бас, ритм. Также играю на ударных. Могу играть на органе. Причём, ни одного дня этому в музыкальных школах не учился, но теоретические знания у меня есть, собирал литературу по музыкальной гармонии и изучал. В результате, мои познания в гармонии, в интервалах, в построении аккордов, по мнению некоторых музыкантов, тянут на уровень консерватории. Это не бахвальство, действительно приходилось слышать такое в свой адрес.
– Как же вы на самом деле учились? Слушали записи и пытались повторить?
– Сначала так и было, слушал и повторял. Потом я начал читать, поскольку интерес к музыке рос. Скажем, мне нравились джазовые композиции, и я старался понять, как строится их гармония. Я задавался разными вопросами такого рода и искал на них ответы. И почему-то эти знания, полученные много лет назад, до сих пор со мной.
– Ваши песни есть в открытом доступе??
– Конечно! Достаточно набрать в поисковой строке: Юрий Скворцов, авторская песня. Кстати, во время моей службы в органах безопасности размещение записей в Интернете, конечно, не поощрялось. И я шёл на хитрость: фамилию и имя оставлял настоящие, а в качестве места жительства указывал, скажем, Лос-Анджелес. Или писал вымышленную профессию – краснодеревщик.
– А к литературному творчеству тяга есть? Желание написать мемуары когда-нибудь возникало?
– Я ежедневно стараюсь вести дневник и записывать важные события. Мне нравится по этому поводу фраза нашего земляка Александра Исаевича Солженицына: «Никто не должен уйти из этой жизни просто так, пока не опишет те события, которые произошли с ним. Если он этого не сделает, это не сделает никто».
Вот этому принципу я и следую. Мои записи занимают уже 400 страниц, как это назвать и обобщить, я пока не знаю. Может быть, когда выйду на пенсию, это будет облечено в какую-то литературную форму. Не всё, конечно, можно публиковать, но интересных моментов для читателей будет достаточно.
Пока – это моя мечта. Как в седьмом классе я мечтал записать диск собственных песен. Со временем это осуществилось. Возможно, однажды появится и книга о моей жизни.
– Расскажите о своей семье. Как познакомились с женой? Это никак не связано со службой?
– Нет, совсем не связано. Единственно, в то время я служил в Гродненской области Белоруссии, где было много поляков, и коллеги мне советовали – полячку в жёну не бери! И я присматривался к своим, искал невесту.
Мы поженились с Натальей в 1980 году и уже тридцать шесть лет вместе. Она была со мной везде, где я впоследствии служил, кроме Чечни. Практически вся жизнь у нас прошла на чемоданах, мебелью обзавелись только тогда, когда я понял, что больше не буду переезжать. Все испытания выдержала вместе со мной, сегодня у нас уже взрослые сын и дочь – Андрей и Мария.
– Пошли по вашим стопам?
– А что им ещё оставалось? Они же не видели другой жизни. Сын даже не понимал, что существуют иные профессии. И дочь воспитывалась в таком же духе – отжимания от пола, спортивные упражнение, занятия по стрельбе. В 13 лет она умела самостоятельно заложить взрывчатку и произвести взрыв. Сегодня и сын, и дочь носят погоны, служат Отечеству.
– Оглядываясь назад, не возникало мыслей: вот здесь бы поступил иначе, вот здесь – пошёл другим путём?
– Нет, я удовлетворён тем, как всё сложилось, и лучшей доли никогда не желал.
Новости на Блoкнoт-Краснодар
